***
С точки зренья шмеля в середине цветка,
изогнувшего стебель дугой,
даже этот, ничем не приметный закат
зреет каплей нектара тугой.
Чтобы только остаться один на один
с неразгаданной формулой дня,
чтобы тени длиннее: суровых осин —
и моя, с точки зренья меня.
Под бумажным плафоном, на ощупь, едва —
то сплавляла меня, то звала;
и мозги мне запудрила напрочь, и два
бутафорских прозрачных крыла.
И не мог ни взлететь, ни поднять головы,
ни подумать: хочу ли ещё?
Три листа распластались. Лесные стволы
сплетены ядовитым плющом.
Как пять пальцев своих я тебя изучил,
след росы на руке сладковат.
Пусть на ощупь, как шмель — только хватит ли сил
сквозь ничем не приметный закат?
Чтобы восемь часов на исходе витка
потянулись нектаром тугим.
С точки зренья шмеля в середине цветка;
с точки зренья меня перед ним.
***
Тебе ещё воспляшется, сестра, —
и воспоётся поделом, подруга.
Верхушка ели надо мной востра,
а я под ней — и в самом центре круга.
Не козьей ножкой на хромой ноге —
лучом златым весь горний мир пронизан.
Он вогнут внутрь, как дырка в пироге,
он глянцев, как восточный хроматизм.
Что делать здесь тому, кто ни при чём?
Кто не зачислен, не учтён — кто вычтен?
Тому ни ель не вздрогнет над плечом,
ни луч златой не будет обналичен.
Ни птичий гам, ни гамма всех цветов,
ни грамотно разложенное слово.
Господь с тобой: и сам я не таков
и ты, сестра, — подруга не такого.
Придёт ли день, настанет ли пора,
пробьёт ли час — всё это неизвестно.
Вдохнёт земным еловая кора,
верхушка ели выдохнет небесным.
И устремится в небо голова,
и ноги больше не коснутся днища —
и женский танец выпорхнет туда,
где женский голос, как туман насыщен.
все стихи автора
|
